Сессия 8: 22 октября 2021
Сессия:
Рассказала про то, что грущу в последнее время, про "шкатулку с грустью и плохими эмоциями", которую я чуть-чуть приоткрыла, и даже не смотря на то, что не могу сформулировать, почему мне грустно, я грущу и плачу. Про море жалости к себе, про то, что нет воспоминаний из детства, с первого класса вообще нет воспоминаний. Про историю с З., как она подралась в садике и как бабушка сказала, что плохая девочка ей не нужна. Может быть мне тоже что-то такое говорили, отсюда страх, что меня бросят. Про мою стратегию, которая работает как один из защитных механизмов - "я просто не буду об этом думать".
Говорили про секту, что моя тревога за маму - это как тревожность моей бабушки, когда она не отпускала меня гулять за пределы двора, я себя так же веду. Это её жизнь и я не могу на это всё повлиять, я могу быть только рядом, поддерживать и это всё что я могу. Что остальные члены семьи не так тревожатся за неё и что они не готовы вести работу над "спасением" мамы.
Елена спросила про "шкатулку", что там ещё есть и на что направлена моя жалость. Я расплакалась и сидела и молчала, не могла ничего сказать. Когда подуспокоилась, выяснили, что моя грусть - она как темная густая тучка в районе солнечного сплетения, и мне нужно время, чтобы понять её лучше.
Когда меня ругают, кричат на меня, когда совершают вербальное насилие, я прячусь в себя, как будто бы исчезаю. Если я стала невидима, то и ругать как будто некого.
Когда мне плохо на работе, я ухожу. Удаляю всех, с кем работала, ни с кем не общаюсь, ухожу полностью, эти люди исчезают из моей жизни (одно исключение - это К., но и с ней общение сошло на нет, мы не виделись уже больше года). Как-то З. тоже сказала, что в случае чего ей всегда было легче уйти, чем разбираться. И у меня так же, "с глаз долой из сердца вон".
Рассказала, как отстояла свои границы в разговоре с мамой и бабушкой А., когда они просили у нас внуков, как я горжусь собой в этой ситуации, я была осознанная в это время.
То, что у меня нет воспоминаний, говорит о том, что моя психика не была способна справиться с теми сильными эмоциями и решила отправить это всё в "забвение", и что если настанет такое время, что я готова буду это прожить и осознать и проработать, то оно всплывёт наружу. Если нет, то не надо пытаться насильно, значит я ещё не готова.
Рассказала про то, что грущу в последнее время, про "шкатулку с грустью и плохими эмоциями", которую я чуть-чуть приоткрыла, и даже не смотря на то, что не могу сформулировать, почему мне грустно, я грущу и плачу. Про море жалости к себе, про то, что нет воспоминаний из детства, с первого класса вообще нет воспоминаний. Про историю с З., как она подралась в садике и как бабушка сказала, что плохая девочка ей не нужна. Может быть мне тоже что-то такое говорили, отсюда страх, что меня бросят. Про мою стратегию, которая работает как один из защитных механизмов - "я просто не буду об этом думать".
Говорили про секту, что моя тревога за маму - это как тревожность моей бабушки, когда она не отпускала меня гулять за пределы двора, я себя так же веду. Это её жизнь и я не могу на это всё повлиять, я могу быть только рядом, поддерживать и это всё что я могу. Что остальные члены семьи не так тревожатся за неё и что они не готовы вести работу над "спасением" мамы.
Елена спросила про "шкатулку", что там ещё есть и на что направлена моя жалость. Я расплакалась и сидела и молчала, не могла ничего сказать. Когда подуспокоилась, выяснили, что моя грусть - она как темная густая тучка в районе солнечного сплетения, и мне нужно время, чтобы понять её лучше.
Когда меня ругают, кричат на меня, когда совершают вербальное насилие, я прячусь в себя, как будто бы исчезаю. Если я стала невидима, то и ругать как будто некого.
Когда мне плохо на работе, я ухожу. Удаляю всех, с кем работала, ни с кем не общаюсь, ухожу полностью, эти люди исчезают из моей жизни (одно исключение - это К., но и с ней общение сошло на нет, мы не виделись уже больше года). Как-то З. тоже сказала, что в случае чего ей всегда было легче уйти, чем разбираться. И у меня так же, "с глаз долой из сердца вон".
Рассказала, как отстояла свои границы в разговоре с мамой и бабушкой А., когда они просили у нас внуков, как я горжусь собой в этой ситуации, я была осознанная в это время.
То, что у меня нет воспоминаний, говорит о том, что моя психика не была способна справиться с теми сильными эмоциями и решила отправить это всё в "забвение", и что если настанет такое время, что я готова буду это прожить и осознать и проработать, то оно всплывёт наружу. Если нет, то не надо пытаться насильно, значит я ещё не готова.